СДЮЖИМ ЛИ КИНОЭПОПЕЮ?

ИТАК:

Сдюжим ли киноэпопею?

    На последнем МКФ “Дидор” (12-16.10.2010) почтили память выдающегося таджикского кинорежиссера Бориса Алексеевича (Бенсиона Ариевича) Кимягарова, коему в этом году исполнилось бы 90 лет. Возлагая цветы на могилу мастера, я думала, что не случайно в последнее время много говорю о его судьбе и творчестве в связи с намерениями снять фильм по “Манасу”. Люди рассуждают об открытии счета для создания картины. Спрашивают: “Есть ли творческие возможности сделать фильм? Кто из режиссеров готов экранизировать эпос?”.
   

   Разумеется, я приветствую идею создания полнометражного художественного фильма по мотивам “Манаса”. Но не в деньгах дело! В креативе, творческой компетенции, понимании, как средствами киноязыка выразить суть великого эпоса. Мы должны уяснить: в искусстве созидания приоритетен художник, горящий желанием реализовать замысел. Я общаюсь с кыргызскими режиссерами всех поколений, но практически никто не признался, что лелеет мечту постановки такой картины. Во всяком случае в обозримой перспективе.

    Вновь вспоминаю Кимягарова, которому удалось создать мощную эпическую трилогию по мотивам “Книги царей” (“Шахнаме”) Фирдоуси. Патриарх иранского кино режиссер Камран Ширдель и таджикский киновед Садулло Рахимов в один голос твердят, что в Иране восхищаются “кинорустамиадой” Кимягарова. Признают, что при всех финансовых и технических возможностях там никогда не осуществят равноценную постановку.

    Кимягаров родился в Самарканде — центре духовной культуры персоязычных народов. Рос, впитывая сюжетные перипетии подвигов Рустама. Еще юношей осознал, что Рустам — не просто богатырь, мудрец, для которого превыше всего нравственные ценности. Мечтая воплотить на экране образ героя детства, Бенсион–Борис поступает во ВГИК, в мастерскую гениального Эйзенштейна. Практику проходит на съемках “Ивана Грозного”. В 1946–м за дебютный полнометражный документальный фильм “Таджикистан” Кимягаров получает приз в Венеции. Еще полтора десятилетия снимает документальные, игровые картины. Наконец, создает первый шедевр — историко–биографический фильм о Рудаки и драматической судьбе его соотечественников в период образования государства саманидов “Судьба поэта”. Но первое обращение режиссера к “Шахнаме” — картина “Знамя кузнеца” — оказалось неудачным. Он не преодолел соблазна вместить в ограниченные рамки экранного времени множество сюжетов без единого концептуального фокуса, хотя и взял одну линию первоисточника. Кимягаров остановил работу над “Книгой царей”. А фактурного молодого человека, в котором увидел Рустама, для начала попробовал в роли Хасана–арбакеша в одноименной картине. Успех Бимболата (Бибо) Ватаева превзошел ожидания.

    Готовиться к трилогии Кимягаров начал, подходя к своему полувековому рубежу, в пору зрелости, расцвета таланта. Менее чем за десять лет снял “Сказание о Рустаме”, “Рустам и Сухраб”, “Сказание о Сиявуше”. Первый фильм трилогии основан на легенде, но в нем рассматриваются и острые проблемы современности, войны и мира. В трагедии “Рустам и Сухраб” в смертельном поединке, не зная друг друга, сходятся отец и сын. Сиявуш, ставший центральным героем последней части, сам убивает себя во имя мира между Ираном и Тураном.

    Спустя десятилетия трилогия сохранила температуру страсти, исходящую от блестящей игры актеров. Магия таится в операторской работе Давлата Худоназарова. Его камера живет: дышит с героями, радуется, страдает. В то же время коллеги сожалеют, что сегодня “Таджикфильм” не создаст таких картин голливудского масштаба. Нет художника, могущего осилить океаноподобный материал. Кимягаров же, воплотив на экране юношескую мечту, поднял в душах таджиков национальное самосознание, подтолкнул к всенародному переосмыслению истоков культуры...