Название “Кыргызстан – страна короткометражных фильмов” кажется нарочито декларативным. Но оно оправдывает себя: производство короткометражек нынче переживает бум. Конечно, на съемки полнометражных лент никто не налагает запрета. В кинотеатрах Бишкека идут и собирают залы образчики массовых жанров: молодежные романтические комедии, ужастики о бесчинствах неупокоенных духов. Коммерческое кино местного производства не может похвастаться ни большими бюджетами, ни серьезными художественными амбициями. Продюсеры делают ставку на ширпотреб, адаптируя для локальной аудитории ходовые импортные модели.

На подъеме – кино малых форм. Такое кино по природе своей мобильно. Оно не требует крупных вложений и изнуряющих временных затрат. Способно быть индикатором переменчивых общественных настроений. Короткие фильмы делают государственные и независимые компании: “Кыргызфильм”, “Кыргызтелефильм”, студия Кыргызско-турецкого университета “Манас”, мастерская Эрнеста Абдыжапарова, студия “Айтыш”. Последней и принадлежит хлесткий слоган “Кыргызстан – страна короткометражного кино”. А так же – идея первого национального фестиваля картин короткого метра. Продюсер и идеолог “Айтыша” Садык Шер-Нияз запустил собственную программу по поддержке малого жанра. Любой режиссер – не только гражданин Кыргызстана, – соблазнившийся экстремально низким бюджетом (около 2 тысяч долларов), волен подать заявку, и если идея прошла отбор, “Айтыш” запускает фильм в производство. Смета накладывает ограничения – на дальние экспедиции, на дорогой антураж (эксклюзивные костюмы и специально возведенные декорации), на участие статусных иноземных актеров.

Короткий метр, впрочем, и не предполагает излишеств. Главная из возможных огрех – несоответствие повествовательному формату. Габариты короткометражной картины соответствуют структуре новеллы, короткого рассказа. Камерная история, два-три бегло, но внятно, очерченных персонажа, не слишком разветвленный сюжет. Автор, замахнувшийся на более протяженное повествование, рискует создать не компактный самодостаточный фильм, а куцый конспект полнометражной картины. Сбиться на скороговорку. Другая опасность – излишняя легковесность истории. Элементарность конфликта способна превратить краткий фильм в одноразовую репризу, в плоскостной анекдот, в карикатуру – с актерами. Фабулу, предназначенную для двухминутной картины, глупо растягивать на 15 минут.

По словам организаторов, программа национального конкурса была составлена, как репрезентативная выборка национальной продукции последнего года. Как тематический и стилистический срез киргизского короткометражного кинематографа. Стоит заметить, что 2011-й стал для страны переходным моментом. Кыргызстан оправлялся от исторических потрясений, подводил итог очередной революции, менял конституцию, трансформируясь из президентской в парламентскую республику. Во главе государства стоял временный президент.

Самую многочисленную из тематических групп составили короткометражки о детях и юношах. Точнее – о возвышенных любовных томлениях, о романтических, не замутненных похотью, проявлениях чувств. За опусы подобного рода берутся и седовласые аксакалы, и едва оперившиеся юнцы. Фабулы, перетекая друг в друга, соединялись в единый благостный – несколько приторный – сериал.

Два брата торгуют пирожками на иссык-кульском пляже. Мальчики затевают соревнование: кто заработает больше монет. Разделяют сферы влияния, проведя черту на песке. Сверхзадача ребят – не банальный барыш. Обоим нравится юная горожанка. Главный приз – симпатия прелестной купальщицы (“Граница”, режиссер Асанкожа Айтыкеев).

Фильм “Пари” Нурлана Разакулова ориентирован на модели российского “Ералаша”. Подросток – из тех, кого притесняют более сильные сверстники, – заключает пари со школьными заводилами, уверяя, что сможет найти контакт с неприступной для них зрелой красавицей. В которую сам втайне влюблен. Ценой хитроумных уловок и неимоверных усилий находчивый паренек добивается от недотроги невинных дружеских, знаков расположения. И побеждает в споре своих неприятелей, крутых пацанов.

Наиболее убедительную разработку мотив “бескорыстной влюбленности” получил в двух картинах про относительно взрослых парней. Благодаря внятности фабульных мотивировок и точному выбору типажей.

В восьмиминутном фильме “Кардиограмма” молодого романтика играет сам режиссер, девятнадцатилетний Жуманазар Койчубеков. Мечтательный юноша-интроверт узнает, что серьезно болен. Случайно – в общественном транспорте – встречает прекрасную незнакомку. Не успевает перемолвиться с девушкой даже парой слов. Вновь и вновь садится в заветный троллейбус – в надежде опять увидеть ее. Дебютанту хватает чутья не растягивать повествование, ограничив рассказ смысловым пунктиром. Прелесть картине придает неподдельный наив. Искренность авторского посыла превращает историю с предсказуемым хэппи-эндом в живое и трогательное кино.

Название фильма “Бакыт” совпадает с именем главного персонажа, но может читаться иносказательно: счастье. Неказистого вида простак одиноко живет в строительной времянке. Встает ежеутренне по звонку будильника, чтобы полюбоваться красивой девушкой, в урочный час проходящей мимо. Убеждает себя выбраться из логова-западни, познакомиться с той, в кого влюблен безответно. Робость, однако, пересиливает решимость. Фильм Тынчтыка Абылкасимова далек от формального совершенства. Драматургия порой излишне прямолинейна. Герой рисует домики и женские силуэты – так визуализируется его внутренний монолог. Но это от недостатка опыта – дебютанту всего 26. Автор умеет мыслить метафорически. Антураж работает на раскрытие нрава центрального персонажа. Бакыт – бедолага, упускающий счастье. Застенчивый человек отгородился от внешнего мира. Смотрит на быстротечную жизнь через узкую щель в стене.

Генезис мотива чистой влюбленности стоит искать в совмещении двух культурных традиций. Один из вероятных источников реминисценций – классическая поэзия сопредельных с Киргизией стран. Сюжеты о благородной любви – своеобразное преломление бытовых установок ислама. Жесткая сегрегация полов сформировала литературный канон. Предметом идеализации сделались недоступные девы, образцом куртуазности стала испепеляющая, но беспорочная страсть (духовное вожделение без обладания плотью). В детском кино советской поры, как ни странно, сложились сходные – пуританские – стереотипы. Высшим проявлением близости разнополых ребят признавалась крепкая дружба девственных пионеров и пионерок. Не отягощенная явными эротическими подтекстами. Похоже, в современном киргизском кино советские стереотипы наложились на старые азиатские матрицы. Показательно, что от любовной горячки страдают в нем исключительно пацаны.

Попробую предложить еще одно объяснение пристрастия киргизских постановщиков к теме непорочно-наивной влюбленности. Так – в искусстве – проявляет себя посттравматический синдром, который переживает общество. Происходит вытеснение болезненных воспоминаний, связанных с трагическими событиями национальной истории, с кровавыми конфликтами 2005-го и 2010-го годов. Вероятней всего, преобладание слабоконфликтных сценариев, что настраивают аудиторию на благодушный, угомоняющий лад, – результат сознательной репертуарной политики студий.

Социальный фон в картинах данного типа намеренно приглушен. Ясно, что деревенские ребятишки – отпрыски небогатых семей. В кадре появляются только их матери. Отцы, скорее всего, находятся за рубежом. Уехали на заработки в Россию. Допустимы ли некие вольности в отношениях между юными гражданами цент-ральноазиатской страны, по этим фильмам понять невозможно.

Приметы социальных неурядиц ярче проявляют себя в фильмах о пожилых людях. Картины “Старик” (режиссер Марат Алыкулов) и “Бабье лето” (режиссер Нурлан Абдыкадыров) объединяет единый мотив “бедной, но благородной старости”. Одинокий пенсионер едва сводит концы с концами. Ему недостает средств, чтобы заплатить за услуги бишкекского ЖКХ. В магазине, по оплошности продавца, старик получает лишнюю сдачу. Сумма может покрыть коммунальный долг. После недолгих терзаний, герой возвращает шальные деньги торговцу. Автора занимает дидактическая задача: преподать аудитории моральный урок. Почему пожилой человек остался один, сообщить не считает нужным. Ясно: нынешних пенсий по старости не хватает на достойную жизнь. Особенно тем, кто в позднюю пору по какой-то причине остался без помощи близких.

На вопрос, отчего пожилым киргизам приходится коротать свой век в одиночестве, отвечает отчасти фильм “Бабье лето”. Старушка, живущая в отдаленном селении, забыта родными. У горожанина-сына другие заботы: жена на сносях, дочка-подросток отбилась от рук. Бабушка затевает приготовления к смерти. Достает из сундука, приводит в порядок старинный женский убор – длинную белую полосу ткани. Чалму, которую можно использовать также в качестве савана. Известие о рождении внука дает пожилой крестьянке новый стимул – продолжить жить.

Об истончении семейных и родовых связей писал еще классик национальной литературы Чингиз Айтматов. Сельчан-родителей и отпрысков-горожан разделяет не только пространство. Культурные установки, новоприобретенное сословное самосознание сильнее разъединяют их. Автор вводит в картину оптимистический мотив: деревенскую бабушку по-настоящему любит ее городская внучка. Семейные связи не прерываются необратимо, опыт передается от стариков – к детворе. Минуя одно, заблудшее, поколение. Модель преемственности, заявленная в картине, видится мне достаточно иллюзорной. Трансляция традиционной ментальности едва ли возможна – если девочка любит бабушку, но не почитает отца.

Особого разговора заслуживает “Песнь дождя” Айгуль Бакановой. В фильме явлен иной образ старости. Кризис традиционных ценностей показан без ретуши. Без облагораживающих прикрас. Молодая женщина делит кров с бабушкой мужа. Старуха сварлива, без жалости помыкает беременной, за которую некому постоять. Муж – на заработках, в России. Шлет деньги, но не пишет и не звонит. Сельчанам известно: в Москве у него другая семья. Женился на кроткой соседке, чтобы переложить на чужие плечи заботу о пожилой родственнице. Когда открывается горькая правда, героиня теряет надежду на счастье и веру в людей.

Существуют две различные версии финала. В продюсерской он открыт. Старуха устраивает застолье для товарок. Заставляет сноху петь. Та затягивает популярный в киргизских селах душевный мотив – про струи дождя, про любовные муки. Едва сдерживая подступающие рыдания. Авторская концовка четче и безысходнее. Молодая женщина пробует покончить с собой. Соседи спасают самоубийцу, но ребенок ее – мертв. Жестокосердие старости губит беззащитную юность. В продюсерском варианте (нам показали его) кульминация попросту обрубается. Оттого фабульная конструкция заметно провисает. “Песнь дождя” – совместный проект “Айтыш-фильма” и Лондонской киношколы. Единственный фильм в фестивальной программе, который был снят на пленке, а не на цифровых носителях. Британская выучка дает о себе знать: по стилистике лента Айгуль Бакановой ближе к европейским образцам феминистского, социально ангажированного кино, чем к наследию советского или голливудского мейнстрима (где бичеванию подвергались лишь отдельные недостатки).

Со времени народных волнений, именуемых в стране Второй Киргизской революцией, прошел только год. Но короткометражное кино – по природе своей формат быстрого реагирования – успело все же откликнуться на эти события. Трагический опыт столкновения власти и масс нашел свое отражение в фильмах “Кайрат” и “Неоконченные сны”. В обеих картинах главным героем стал довольно условный собирательный персонаж. Один из многих. Молодой демонстрант, сраженный пулей анонимного снайпера.

Кайрат – имя парня, который, вопреки уговорам матери и юной жены, отправляется на главную площадь Бишкека, чтобы выразить свое неприятие коррумпированного режима, чтобы в момент исторических бурь быть вместе с друзьями-единомышленниками. Фильм Венеры Джаманкуновой – образчик плакатного мышления. Режиссер пробует экранизировать политический лозунг: “Если не я, то кто?”. Герой исключительно функционален: тип имеется, а вот характера нет. Перед титром “конец” на черной плоскости экрана проявляются белые буквы – колонка имен и дат, мартиролог подлинных жертв революции. Скорбный перечень предъявляется режиссером как сертификат достоверности. Удар ниже пояса. Сомнительный, с точки зрения этики, авторский ход. Фильм Тынчтыкбека Акималиева “Неоконченные сны” сделан в минималисткой манере. Основой для него послужили не литературные тексты, а полотна современного живописца Эмильбека Токталиева. Статичные планы – живые картины – образуют метафорический ряд, цепочку ассоциаций. Телерепортаж НТВ о жертвах волнений. Раненый юноша на больничной каталке. Ребенок, что замер у входа в юрту, не решаясь откинуть полог. Молчаливый ритуал: три девушки заматывают героя белыми пеленами. Мужчины укрощают норовистого коня. Тело в белом саване уложено на качелях. Из-под земли вырывается столп огня. Смиряя страх, мальчик подходит в жаркому жерлу. Сказитель в традиционном уборе исполняет фрагмент национального эпоса – о ценности свободы, о силе человеческого духа. Автор отбрасывает нарративные стандарты, ориентируется на опыт перформанса, на логику обряда. Череда визуальных символов отсылает к архетипическому мотиву “блуждания души” – у границы жизни и смерти. К зыбкому состоянию перехода. Этот переход совершает не только юный герой, парень, едва не погибший в революционных схватках, но и сам Кыргызстан, страна, оказавшаяся на историческом перепутье.

Национальный эпос “Манас” для киргизов – “наше все”: универсальный культурный код, маркер идентичности. Известно, что получение дара сказителя-манасчи – во многом сродни обретению шаманского дара. Если избранник противится своему призванию, он теряет покой, серьезно заболевает. Об этом фильм “Эпос”, снятый Гани Кудайбергеном, этническим киргизом из Синцзяна, лишь недавно переселившимся в Бишкек. Принятие юным героем дара сказителя-манасчи трактовано режиссером как аллегория смычки правнуков с пращурами, как символ единства народа – в исторической перспективе. Попытка создания поэтического кино не во всем удалась режиссеру: смысл метафор чересчур очевиден, им не хватает остраняющей парадоксальности. Но появление подобных картин идет на пользу киргизскому кинематографу. Местные режиссеры привыкли работать в рамах традиционного – бытописательского – дискурса; гротеск, парадокс, магический реализм – пока за пределами их палитры.

Удачней всего реалистический фон и иносказательные подтексты сочетаются в фильме Алижана Насирова “Вода”. Технические огрехи (операторский и звуковой брак) огорчительны, но не способны испортить общее впечатление от картины. Первой работой режиссера была документальная лента “Стойбище” – зарисовки семейного обихода животноводов, пасущих стадо яков в горах. Неигровое кино флаэртианского толка, где пойманные врасплох моменты реальности соединялись с постановочными эпизодами. Навык работы с натурщиками из народа помог Алижану Насирову при съемках “Воды”. Герои картины – пожилые сельские жители. Соседи: беззубая бабка и согбенный старик. Для того чтобы полить огород, нужно на какое-то время отвести себе воду из горного ручья. Старики комично пререкаются между собой, никак не могут договориться об очередности орошения. Пока поток не иссякает совсем.

Сюжет многослоен. Заставляет вспомнить о многоуровневой структуре лучших иранских картин. Хроника бытового конфликта превращается в развенчание дихотомии свой/чужой. Конфликт порожден ситуацией. Когда меняется положение дел, исчезает и повод для стычек. Постепенно проясняются отношения двух пожилых людей: в молодости они пережили романтическую влюбленность, едва не стали супругами. Завершает картину притчевый ход: некто, могущественный и сильный, перекрывает водный поток, обустраивают запруду – выше по склону. Но старики не смиряются с этой напастью. Вместе с односельчанами поднимаются вверх – отстоять права на животворную влагу. Фигуру анонимного владыки воды, так и оставшегося за кадром, можно трактовать как метафору политической власти. Или как выражение воли каких-то иных, еще более авторитарных сил. Считать ли ее непреложной – каждый решает сам.

Ситуация выбора актуальна и для России и для Кыргызстана.